«Я люблю свой народ». К 150-летию княгини Марии Тенишевой

Марина Заболотская

«Русскими Афинами» назовут современники Талашкино, имение князей Тенишевых под Смоленском, а саму княгиню Марию Клавдиевну — «Периклом русских крестьян», ведь строила она свои «Афины» для простых людей.

«Меня влечет куда-то... До боли хочется в чем-то проявить себя, посвятить себя всю какому-нибудь благородному делу. Я хотела бы быть богатой, очень богатой для того, чтобы создать что-нибудь для пользы человечества. Мне кажется, я дала бы свои средства на крупное дело по образованию народа, создала бы что-нибудь полезное, прочное» — такие слова записывает в своем дневнике юная Мария. Душа ее горячо жаждет деятельности, свободы, но в настоящем лишь неудачное, несчастливое замужество и «серая, бессодержательная» жизнь...

Случайно оказавшись на вокальном прослушивании в Мариинском театре, она, как за спасительную соломинку, ухватилась за совет: «Езжайте в Париж, в оперную студию педагога Маркези. Из вас выйдет толк». И уехала, почти без денег. Никакие угрозы не смогли ее остановить. Чтобы замужней молодой женщине пойти на такое, требовалась большая отвага и серьезные причины.

«Трудно описать, что я пережила, почувствовав себя, наконец, свободной... Задыхаясь от наплыва неудержимых чувств, я влюбилась во вселенную, влюбилась в жизнь, ухватилась за нее».

Ее редкой красоты меццо-сопрано очаровал парижан. Годы спустя ее голос восхитит Чайковского, в музыкальный салон Тенишевых в Петербурге, чтобы послушать пение Марии Клавдиевны, будут съезжаться известные люди, газеты станут писать о ее нечастых, но ярких выступлениях. Но сама она еще там, в Париже, почувствует, что театр, сцена — не для нее. «Пение? Это — забава... Не этого хочет моя судьба».

Париж утолил ее жажду познания. Мария со страстным интересом погрузилась в историю искусства, брала уроки по рисунку, целыми днями пропадала в музеях — часами стояла перед античными произведениями искусства, восхищенная их совершенством. И особенно завораживали ее старинные предметы прикладного искусства: ковры, гобелены, эмали — красота, которую человек когда-то умел так просто высказать и которая так естественно наполняла его жизнь.

Чуть позже Тенишева откроет для себя древнерусское искусство. В ее душе оживут картины былинного, сказочного прошлого, по крупицам начнет она собирать уникальную коллекцию произведений русской старины — больше 10 000 экспонатов...

Но это все потом — судьба не дарит сильным людям легких путей, а через трудности и испытания ведет, возможно, самой короткой дорогой к предназначению.

Безденежье заставило Марию вернуться в Петербург. Ей уже стало казаться, что круг замкнулся, что впереди опять пустота. Но судьба вновь улыбнулась — встреча с князем Вячеславом Николаевичем Тенишевым, неожиданная, как снег на голову, открыла новую страницу ее жизни. «Это был человек с железной волей, сильный духом». Неординарный, с разносторонними интересами, он сразу узнал в Марии родную душу. «Мы протянули друг другу руки — судьба наша решилась».

Вместе с супругом княгиня переехала в городок Бежица, где Тенишев управлял делами крупного завода. Там, в Бежице, Мария Клавдиевна увидела забитых и невежественных людей; перенаселенные рабочие бараки, пьянство и грубость в семьях, брошенных на произвол судьбы, лишенных возможности учиться детей... «Я открыла для себя, что здесь живут люди маленькие, пришибленные, опаленные огнем печей, оглушенные нескончаемыми ударами молота, по праву, может быть, озлобленные, огрубелые, но все же трогательные, заслуживающие хоть немного внимания и заботы об их нуждах... Кто позаботится о них? Кто прислушается к их голосу, их жалобам? Никто...» В ее душе вновь возникали прежние вопросы: чего ждет от нее судьба? Почему жизнь складывается так, а не иначе? На что потратить свои силы, как распорядиться открывшимися возможностями? И наконец нашла ответ.

Толком не зная, что делать, руководясь лишь советами собственного сердца, она искала все новые и новые идеи, как изменить жизнь рабочего городка. Князь поддерживал ее и не жалел денег на благоустройство Бежицы. Школы и ремесленные училища, благотворительное общество для оказания помощи сиротам и вдовам, народная столовая с качественными обедами за умеренную плату, расселение рабочих семей из трущоб в уютные домики с огородными хозяйствами, городской театр — Бежица преображалась!

...Как много может сделать всего один человек, чтобы жизнь многих людей наполнилась светом и смыслом. Не увенчанные славой и не обладатели выдающихся талантов, а щедрые и жертвенные — только они могут изменить чью-то жизнь.

Четыре года пролетели как сон. Пора было возвращаться в Петербург. А таинственная судьба уже манила предчувствиями будущего.

Талашкино, куда они переехали, было свадебным подарком князя.

«Как-то совестно было жить в нашем культурном Талашкине в убранстве и довольстве и равнодушно терпеть вокруг себя грязь и невежество и непроглядную темноту, — вспоминала Мария Клавдиевна. — Меня постоянно мучило нравственное убожество наших крестьян и грубость их нравов. Я чувствовала нравственный долг сделать что-нибудь для них, и совсем уж было противно в разговоре со многими из богатых помещиков нашего края слушать, как люди, часто без милосердия притеснявшие мужиков, называли их „серыми“, презирали, гнушались ими... Слепые, под неприглядной корой они проглядели то, что вылилось когда-то в былины и сказки и тихую, жалостно-горестную песнь о несбыточном счастье... Разыскать эту душу, отмыть то, что приросло от недостатка культуры, и на этой заглохшей, но хорошей почве можно взрастить какое угодно семя...» И княгиня Тенишева стала возделывать «заглохшую почву», свято веря, что в ней прорастут прекрасные семена.

Особенно много сил она посвятила детям — хотела, чтобы они нашли в жизни лучшую долю. На хуторе близ Талашкино Мария Клавдиевна построила большую школу со светлыми классами. Особенно тщательно подбирала преподавателей, ведь учитель должен стать для ученика наставником в жизни. Создала образцовое учебное хозяйство с садами и огородами, метеорологической станцией, пасекой, музеем пчеловодства. Сделала обязательными для всех классов занятия рукоделием и ремеслами — чтобы с детства пробуждалась тяга к созидательному труду и красоте.

Большинство учеников, сироты и дети из бедных семей, принимались на полное попечение. Рядом со школой появились уютные общежития для мальчиков и девочек. Слабых учеников из школы не отчисляли, старались научить какому-нибудь полезному делу. Особенно талантливых детей Тенишева отправляла на свои средства учиться дальше в Смоленск, в Петербург, за границу. «Приходит в школу бессознательным дикарем — ступить не умеет, а там, смотришь, понемногу обтесывается, слезает грубая кора — человеком делается. Я любила разгадывать эти натуры, работать над ними, направлять их... Да, я люблю свой народ и верю, что в нем вся будущность России, нужно только честно направить его силы и способности». И ничто не могло оторвать ее от дела, которое она считала святым.

Один из посетителей Талашкина напишет: «Много подкупающего и красивого, как и во всем, что она делает, — в благотворительности Марии Клавдиевны. Ничего показного, бьющего на дешевый, чисто внешний эффект. Все глубоко, все от сердца. А разве не красиво: великосветская женщина, выезды которой считались первыми в Булонском лесу и у которой в Париже садилось за стол до двухсот человек — всего самого знатного, блестящего и талантливого, она идет по первому зову в школу к мальчику, у которого разбились губы или пошла носом кровь? Едет украдкой, чтобы никто не знал».

Постепенно Мария Клавдиевна начала приобщать своих воспитанников к искусству. Ее дружба с музыкантом Андреевым, который впервые вывел на столичную сцену (и с большим успехом) народные инструменты, вылилась в создание в Талашкине оркестра балалаечников. Андреев часто бывал в имении Тенишевых и участвовал в концертах вместе с крестьянскими ребятами. Музыкант Василий Александрович Лидин и вовсе покинул столицу, поселился в Талашкине и возглавил оркестр.

«Русскими Афинами» назовут современники Талашкино, имение князей Тенишевых под Смоленском, а саму княгиню Марию Клавдиевну — «Периклом русских крестьян», ведь строила она свои «Афины» для простых людей.

Особенно сблизилась Тенишева с учениками благодаря театру: «Мы временно составляли как бы одну семью, сливаясь в одно целое, стараясь сыграть сцену как можно лучше». Из небольших театральных постановок, в которых играли ученики и учителя школы, простые крестьяне, родился настоящий театр. В нем играли Гоголя, Чехова, Островского, даже поставили оперу. Когда в школе актерам стало тесно, в театр превратили флигель дома Тенишевых. Зал на двести мест часто не мог вместить всех желающих посмотреть на талашкинское чудо. Газета «Смоленские новости» следила за премьерами и выступлениями оркестра балалаечников и театра. Это было уникальное сочетание совместного творчества столичных профессионалов, которых княгиня привлекала к постановкам, и простых, но очень талантливых людей. «Пересохшая почва» начинала давать первые ростки, и они безмерно воодушевляли Марию Клавдиевну.

Со временем Тенишева обратилась к другой своей заветной мечте. «Мне давно хотелось осуществить в Талашкине еще один замысел. Русский стиль, как его до сих пор трактовали, был совершенно забыт. Все смотрели на него как на что-то устарелое, мертвое, неспособное возродиться и занять место в современном искусстве». Мария Клавдиевна видела в древнерусском искусстве неиссякаемый источник красоты для художественного творчества, которое бы не копировало старину, «а лишь вдохновлялось ею».

Она далека была и от академического искусства, и от эстетских поисков так называемого высокого искусства. Слова Николая Рериха из статьи «Старина» передают то, что было близко Тенишевой: «В поспешности мечемся в поисках нового. И родит эта гора — мышь...Насильственная стилизация природы, умышленное придумывание новых извивов формы... не создадут стиля». Забытое искусство прошлого основывалось на любви самой жизни к красоте, на целесообразности и естественности, которые давно покинули и городскую, и деревенскую жизнь.

Она решилась создать художественные мастерские, где возрождалось бы русское прикладное искусство и объединились бы лучшие силы народного и профессионального творчества. «Мои талашкинские мастерские есть проба искусства русского. Ежели бы искусство это достигло совершенства, оно стало бы общемировым».

Она мечтала и о создании художественных изделий на промышленной основе. Хотела, чтобы вещи, созданные по старинным заветам красоты, вошли в жизнь и быт горожан и изменили их вкус, привыкший к дешевым подделкам под европейский стиль. И еще она очень хотела, чтобы в новом художественном процессе участвовали и местные крестьяне. Ведь в Смоленской губернии испокон веков было много кустарных промыслов, но изделия кустарей давно уже отошли от красоты народного искусства, были грубы, аляповаты, шаблонны; крестьяне пытались их совершенствовать, но, не видя и не зная хороших образцов, работали примитивно и сбывали свои изделия по низким ценам. Тенишева верила, что при правильном и любовном подходе можно возродить исконную тягу русского человека к красоте, немеханическое, осмысленное применение орнамента, забытые техники исполнения.

Ей удалось привлечь к этой работе талантливых московских и петербургских художников — С. В. Малютина, А. П. Зиновьева, В. В. Бекетова, Д. С. Стеллецкого. Каждый из них внес свой уникальный талант в переосмысление русского искусства. Они работали в мастерских постоянно и за короткое время создали много интересных образцов прикладного искусства, по которым работали народные мастера. Открылись столярная, резная, вышивальная и керамическая мастерские, где были заняты больше 2000 человек из 50 деревень. Многие воспитанники школьного городка нашли в них применение своим силам и талантам.

«Талашкино совсем преобразилось. Бывало, куда ни пойдешь, везде жизнь кипит. В мастерской строгают, режут по дереву, украшают резную мебель камнями, тканями, металлами. В углу стоят муфеля, и здесь, втихомолку, я давно уже приводила в исполнение свою заветную мечту, о которой даже говорить боялась вслух: делаю опыты, ищу, тружусь над эмалью. В другой мастерской девушки сидят за пяльцами и громко распевают песни. Мимо мастерской проходят бабы с котомками за пазухой: принесли работу или получили новую. Идешь — и сердце радуется», — писала Мария Клавдиевна в воспоминаниях «Впечатления моей жизни».

Изделия талашкинских мастеров продавались в Москве в специальном магазине «Родник». Их по достоинству оценили на выставках в Смоленске, Петербурге, в Праге, в Париже, в Берлине. Частное дело, вдохновленное одним человеком, очень скоро стало важным явлением культуры. О Тенишевой появились статьи в столичных и зарубежных журналах. Так, парижский журнал «Декоративное искусство» писал: «То, о чем Рёскин мечтал в своем идеале, освобожденном от тины практической жизни — обновлении народного искусства, княгиня Тенишева осуществила полностью».

«Не могу не выразить Вам того подавляющего впечатления, которое произвели на меня художественные учреждения Ваши. За всю мою поездку я привез много материалов, видел много лучших мест России, и все же впечатление Талашкина остается самым краеугольным», — писал княгине Тенишевой Николай Константинович Рерих после того, как впервые побывал в Талашкине в 1903 году, совершая большое путешествие по городам России и изучая древнерусские памятники.

А ведь школа в Талашкине просуществовала всего десять лет, мастерские и того меньше — четыре с половиной года!

С революцией 1905 года прервалась жизнь в «русских Афинах». Начались поджоги, в школе велась пропаганда, а Тенишева не могла понять, почему созданное ею разрушается. «Гляжу на все как на роковую долю свыше. Должно быть, это так надо... Там, где была школа, — тишина. А над ней, высоко на горе, стоит одиноко на вершине венец дела любви — храм. Во время заката уныло гляжу я с балкона на пламенеющий крест, горюю, страдаю и по-прежнему люблю...
Долго я урезонивала самое себя, долго болела душою, но, наконец, после многих бессонных ночей и сильной внутренней борьбы, я сказала себе, что храмы, музеи, памятники строятся не для современников, которые большей частью их не понимают. Они строятся для будущих поколений, для их развития и пользы. Нужно отбросить личную вражду, обиды, вообще всякую личную точку зрения, все это сметется со смертью моих врагов и моей. Останется созданное на пользу и служению юношеству, следующим поколениям и родине. Я ведь всегда любила ее, любила детей и работала, как умела»
.

В эмиграции Мария Клавдиевна продолжила дело, начатое в Талашкине: она работала как художник-эмальер, возрождая древнее искусство эмалей, участвуя в многочисленных выставках. Ее работы украсили отделы прикладного искусства многих европейских музеев и частных коллекций. «Имея только свой рабочий стол, небольшую мастерскую и маленькую виллу под Парижем (как я называл ее „Малое Талашкино“), Мария Клавдиевна опять оказывается свободной в своих помыслах. Не останавливаясь на людских оценках, она говорит о будущем, а будущее это в знании... Но она не делается теоретиком. Никакие потрясения не могут оторвать ее от жизни. Она работает и по-прежнему полна желанием давать людям радость искусства», — писал Рерих. В «Малое Талашкино», как к очагу, приходили за поддержкой и вдохновением.

Она продолжала без устали учиться и работать. Сильные духом люди никогда не складывают оружие, даже если их раны кровоточат. Они живут так, как верят, а их вера в жизнь безгранична, ибо основана на знании сердца.

Марии Клавдиевне Тенишевой много раз приходилось начинать все сначала. На ее глазах разрушалось то, что она создавала, то, что стоило ей всех душевных и физических сил, — и после этого она поднималась и снова бралась за работу. «Жар-Птица заповедной страны будущего увлекла ее поверх жизненных будней, — сказал о ней Рерих. — Отсюда та несокрушимая бодрость духа и преданность познанию».

 


Оригинал статьи в журнале «Человек без границ»:
Марина Заболотская «Я люблю свой народ». К 150-летию княгини Марии Тенишевой




Реклама
__________
разработка программы пэк . купить программу фотовинтаж . ремонт турбокомпрессоров в москве
___


Наш телефон:
8 495 973-11-63

Написать письмо



Яндекс.Метрика
 

© 1986–2022
«Новый Акрополь»


Политика конфиденциальности