Июнь — Август 2005 года. Победитель конкурса — Владимир Лясковский, город Киев

В эту теплую июльскую ночь император Цезарь Октавиан прогуливался вдоль императорского дворца, обдумывая завтрашнюю речь в Сенате. Проходя мимо храма Юпитера, он услышал какие-то странные выкрики. Октавиан остановился и некоторое время прислушивался — выкрики были периодичным повторением то высоких, то низких звуков. Цезарь толкнул рукой дверь, которая легко поддалась, и вошел в храм. Звуки принадлежали верховному жрецу храма Кротию. Император терпеливо ждал, когда жрец заметит его. Наконец жрец замолчал и обернулся. Лицо его озарила улыбка.

— Приветствую тебя, о, мой, лучезарный император, — радостно воскликнул жрец, поднимая вверх слегка изогнутую в кисти правую руку.

— Кротий, что вы делаете здесь в столь поздний час? — спросил Октавиан и посмотрел на часы — было половина второго ночи.

— Ну, как же, — Кротий едва улыбнулся. Вопрос императора ему был явно приятен. — Завтра же Ваше выступление в Сенате. Вот я и решил узнать волю Юпитера, что Вам лучше будет там сказать. — Кротий снова улыбнулся, очевидно ожидая похвалы. Но Октавиан продолжал молчать. Молчание стало несколько неудобным. Тогда Кротий добавил, — А потом рассказать ее Вам, о мой император.

Октавиан снова выдержал паузу, но на этот раз, не позволив ей стать столь гнетущей.

— Скажите, Кротий, а почему Вам так интересно мнение Юпитера?

Такого вопроса жрец явно не ожидал. На его лице появилось смущение.

— Ну как же! Ведь он бог, да к тому же верховный, а значит он носитель великой истины. — залепетал, как по писаному Кротий, — Вот он и поделится со мной кусочком этой великой истины, — говоря слова «великой истины», жрец сладостно закатил глаза, как это обычно делают в предвкушении чего-то вкусного на обед. — А я с Вами. — последнюю фразу жрец произнес несколько подчеркнуто, напоминая императору, что для него же он и старается.

— Все это не вызывает сомнения. — Октавиан зажег сигарету, слегка прикрыв рукой пламя зажигалки. Кротий поморщился — плохой знак — император всегда начинал курить, когда затевал какой-нибудь философский разговор, а Кротий был в этом не силен. — Но вы-то не носитель великой истины, — то ли спросил, то ли подчеркнул император.

— Я? Я — нет. Юпитер — непознаваем. — вздохнул жрец. Но все-таки добавил, — Разве что частично.

— А если нет, то хватит ли Вам сил выполнить то, что он Вам посоветует? — Император вроде и не замечал намеков жреца, что истина добывалась исключительно для него. И говорил только о жреце.

— Я Вас не совсем понимаю, Ваше Величиство, — потупил глаза Кротий.

— Ну смотрите, Кротий, Вы сами только что признали, что Юпитер непознаваем. А значит Ваша система взглядов и ценностей отличается от таковой его, пускай даже частично. Вот я и говорю, что если совет, который он Вам даст будет противоречить Вашей системе взглядов, то хватит ли у Вас сил этот совет выполнить?

— Но ведь не обязательно, что этот совет будет эээ противоречить, ну, моей, ну, системе ценностей.

— А если нет — тогда зачем Вам его совет? Просто поступайте, как знаете.

— Что же мне тогда сейчас делать?, — спокойно спросил жрец — он уже давно привык что император был со странностями.

— Идите спать, — вздохнул Цезарь.

Кротий в недоумении пожал плечами, поклонился и, с некоторой опаской обойдя императора, все еще стоявшего в дверях, вышел из храма. Октавиан потушил окурок, щелкнул выключателем на стене и вышел на улицу, прикрыв за собой дверь. Он побрел вдоль оливковой рощи, думая о том, что ему тоже не помешает отдохнуть.